Уточнение к предыдущему посту

Для тех, кто прочитал статью Андрея Кроткова "Переперщики и мастера", небольшое уточнение насчёт упомянутой в ней фразы "Перепер он нам Шекспира / На язык родных осин".
Это слова из эпиграммы Ивана Сергеевича Тургенева на журналиста и переводчика Николая Христофоровича Кетчера. Кетчер перевел на русский язык Шекспира, но сделал этот перевод не в стихотворной, а в прозаической форме. Тургенев написал по этому поводу шуточное стихотворение:

Вот еще светило мира,
Кетчер, друг шипучих вин;
Перепер он нам Шекспира
На язык родных осин.

После этого и глагол "перепереть" (сделать плохой перевод — со многими ошибками и претензиями на профессионализм), и словосочетание "язык родных осин" (синоним крайне непритязательного языка — "елового", "суконного" и пр.) стали в русском языке весьма расхожими.
 

А вот и образец "языка родных осин" - монолог Гамлета в переводе Кетчера: 

"Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть - заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей,- конец желаннейший. Умереть - заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть - вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем, как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. - А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах. "

Сравнить со стихотворными переводами можно здесь.